Свидетели войны в Украине: Письма накапливаются где-то внутри
Наш автор собирает сообщения людей о войне и плене. После работы она не может просто забыть о своей работе.
Foto: Evgeniy Maloletka/ap
С самого начала полномасштабного вторжения я почти каждый день собирала свидетельства украинцев, чьи близкие оказались в плену или пропали без вести. Отдельно я собираю истории людей, которые вернулись из плена в Украину.
Die taz glaubt an das Recht auf Information. Damit möglichst viele Menschen von den Auswirkungen des Kriegs in der Ukraine lesen können, veröffentlich sie die Texte der Kolumne „Krieg und Frieden“ auch auf Russisch. Hier finden sie die Kolumne auf Deutsch.
Я собираю информацию и передаю ее правозащитникам и волонтерам. Правозащитники подчеркивают, Россия значительно уменьшает количество украинских военных в плену. Это правда. Из ста писем на почте только два – про гражданских. Про военных – каждое.
Все письма без исключения наполнены отчаянием, болью и беспомощностью. Обычно после четырех интервью я немею на полдня. Но для перерыва нет времени, количество контактов с которыми вам нужно поговорить, уже превысило 500.
— „Я умоляю помочь в возвращении моего мужа. Его ждут двое маленьких детей, которым очень тоскуют“.
— „Исчез мой родной брат с дочерью: 8 лет, аутизм. Девочка не говорит“.
Здесь вы можете подписаться на нас в Telegram, это бесплатно.
— „В марте сын не вышел на связь, сказали без вести пропавший. Но мы нашли видео людей, которые выходили из Азовстали. И нам показалось, что наш мальчик там. Подскажите, пожалуйста, это он или нет. Никаких списков пленных оттуда нет, но нам нужно хотя бы знать, что он жив. Умоляю“.
— „В военной части сказали брат внесен в списки погибших, но они не знают наверняка. Помогите, пожалуйста“.
Люди приходят с разными запросами. Одни думают, что я смогу разыскать их родственников, другие – что вытащить человека из плена. Некоторые ждут советов, куда обращаться за помощью. И мне жалко каждого из них. Десять раз в день я повторяю: „Извините, я не могу спасти вашего сына, мужа, сестру, ребенка. Я только собираю показания“.
Собирая информацию никогда не будешь к ней готов. Иногда весь мой день состоит из свидетельств пленных об их пытках. Иногда на том конце трубки несколько часов плачет чья-то мама. Страшно – увидеть в сообщениях знакомое имя и фото. Трудно, когда возле слов „пропавший без вести“ стоит слово „Мариуполь“. Ты не знаешь, остались ли в том городе живые вообще. Больнее всего, когда в новом письме на почте сообщают, что украинского военного убили в плену и последующие его розыски бесполезны.
Однако горе всегда идет рядом со счастьем – среди писем встречается короткое человеческое: „вернули из плена“ или „жива, мы видели видео“. Вероятно, до этих сообщений я и не знала, что текстом можно обнять.
Все эти письма накапливаются где-то внутри, не имея возможности выхода. Вечером я выключаю компьютер, гуляю с собакой, отвлекаюсь на книгу. У меня все хорошо. Все мои родственники, друзья, знакомые – дома. Они не пропали без вести, не погибли, не в плену.
Но каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу их – фотографии, имена и биографии людей из моих писем на другой стороне век.
